И А Бунин Анализ рассказа "Господин из Сан-Франциско" план-конспект урока по литературе (11 класс) на тему. И. Бунин, «Господин из Сан-Франциско»: анализ Бунин господин из сан франциско направление

Модуль 1

Пути и основные тенденции развития русской литературы рубежа XIX – XX вв.

Практическая работа

Ответьте на вопросы эвристической беседы по рассказу И. Бунина «Господин из Сан-Франциско».

Эвристическая беседа по

рассказу И. Бунина «Господин из Сан-Франциско»

Изначально у этого произведения был эпиграф, который потом писатель снял, возможно, и для того, чтобы держать читателя в напряжении до конца, не давать ему готового ответа.

Проанализировав рассказ, мы должны будем догадаться, какую мысль предпослал своему рассказу И. Бунин. Для этого нам нужно будет сформулировать главную мысль рассказа.

А теперь обратимся к тексту.

Рассказ И.А.Бунина написан в лучших традициях русской классической литературы, и поэтому пропитан иронической ноткой буквально с первых строк:

- «Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет»;

- «Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, рыжего человека чудовищной величины и грузности…»;

- «…на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой, сирена, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах…»;

- «…дочь, высокая, тонкая, с великолепными волосами, прелестно убранными, с ароматическим от фиалковых лепешечек дыханием и с нежнейшими розовыми прыщиками возле губ и между лопаток, чуть припудренных...»

- «Неаполь рос и приближался; музыканты, блестя медью духовых инструментов, уже столпились на палубе и вдруг оглушили всех торжествующими звуками марша, гигант-командир, в парадной форме, появился на своих мостках и, как милостивый языческий бог, приветственно помотал рукой пассажирам. А когда «Атлантида» вошла наконец в гавань, привалила к набережной своей многоэтажной громадой, усеянной людьми, и загрохотали сходни, - сколько портье и их помощников в картузах с золотыми галунами, сколько всяких комиссионеров, свистунов мальчишек и здоровенных оборванцев с пачками цветных открыток в руках кинулось к нему навстречу с предложением услуг!»…

Незаметно ирония сменяется сатирой и обнажает свойственный человеку эгоизм – прямо и неприкрыто.

2. По какому принципу герой выбирает маршрут?

« Господин из Сан-Франциско - имени его ни в Неаполе, ни на Капри никто не запомнил - ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения.

…Люди, к которым принадлежал он, имели обычай начинать наслаждение жизнью с поездки в Европу, в Индию, в Египет. Положил и он поступить так же».

Какие из предстоящих герою удовольствий настораживают читателя?

«Маршрут был выработан господином из Сан-Франциско обширный.

В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древности, тарантеллой, серенадами бродячих певцов и тем, что люди в его годы чувствуют особенно тонко, - любовью молоденьких неаполитанок , пусть даже и не совсем бескорыстной;» - не романтика древней страны привлекает героя, а обычные чувственные страсти, и стремление к ним основано даже не столько на собственном желании, сколько на положении «так принято», на общественном мнении («и вот общественное мненье, пружина чести, наш кумир, и вот на чём вертится мир!» - А.Пушкин);

- « карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество , где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, а четвертые - стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас же стукаются белыми комочками о землю;» - в принципе, достаточно бесцельное времяпрепровождение, опять-таки в угоду обществу, а не самому себе (вероятно, герой толком и не осознает своей полной психологической зависимости от «пружины чести», стремление «выбиться в люди» поглотило его как личность…

Есть какие-то нестыковки?

- «начало марта он хотел посвятить Флоренции», - обычно в этот город стремятся, чтобы насладиться великолепной архитектурой, скульптурой, фресками, картинами, побольше узнать о Лоренцо великолепном, при дворе которого рождалась опера, музыкальный театр…

- «к страстям господним приехать в Рим, чтобы слушать там Miserere; 1" - от удовольствий человека светского, мирского, героя «тянет» к культовым религиозно-христианским ценностям;

- «входили в его планы и Венеция, и Париж, и бой быков в Севилье, и купанье на английских островах, и Афины, и Константинополь, и Палестина, и Египет», - опять набор удовольствий человека, не определившегося со своими пристрастиями, а отправляющийся в то или иное место, потому что там принято то-то посмотреть;

- «и даже Япония, - разумеется, уже на обратном пути...» - здесь уже неприкрытая гипербола, усиливающая сатирический тон рассказа.

А, может быть, какую-то фразу можно было перестроить? Тогда бы изменилась логика рассказа.

Возможно, если бы не последующее предложение («И все пошло сперва прекрасно» ) , рассказ получился бы не инвективным, а комическим.

3. Почему главные герои рассказа не имеют имен? Кто из них наиболее индивидуален?

Литература критического реализма, в традициях которой пишет И.Бунин, стремилась к типизации, обобщению, что и представлено в данном рассказе.

Однако, что, может быть, и невероятно, типичные герои Бунина имеют свою, скрытую историю, где-то похожую на людей подобно склада характера, возраста, где-то более индивидуальную. Всё проявляется в легких штрихах, которыми Бунин изображает своих персонажей.

Так, например, портрет самого господина из Сан-Франциско (« Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый, он сидел…» ) дает достаточный простор для представления, как именно этот человек заработал своё состояние. А мимолетно сказанная фраза о человеке в котелке? Образ главного героя, безусловно, типизирован, но, в то же время, его история, возможно, и не так обычна.

То же можно сказать и о других персонажах.

Достаточно легко «прочитывается» история дочери главного героя, которая о многом догадывается: «И дочь, в какой-то смутной неловкости, старалась не замечать его» (отца, который «все поглядывал на стоявшую возле него знаменитую красавицу, высокую, удивительного сложения блондинку с разрисованными по последней парижской моде глазами, державшую на серебряной цепочке крохотную, гнутую, облезлую собачку и все разговаривавшую с нею…») Многие детали позволяют понять, что девушка чувственна, внимательна, пока ещё наивна, что, возможно, очень непроста будет её судьба: «…сердце ее вдруг сжала тоска, чувство страшного одиночества на этом чужом, темном острове...» Резко меняется отношение к жене и дочери умершего господина у хозяина гостиницы. Почему? Разве со смертью героя его деньги испаряются? Но дочь предчувствует свое будущее « страшное одиночество»…

Изящная влюблённая пара», о которой только один командир знал, что она нанята… Какие обстоятельства вынудили этих людей постоянно мотаться по свету, делая вид, что они влюблены? Даже миролюбиво настроенные друг к другу (о любви этих героев автором ничего не сказано), господин и госпожа из Сан-Франциско стали ссориться, утомленные плаванием. А эта пара?..

А «наследный принц», вероятно, типичный альфонс? Какой необычно яркий портрет сопровождает этот образ: «человек маленький, весь деревянный, широколицый, узкоглазый, в золотых очках, слегка неприятный - тем, что крупные усы сквозили у него как у мертвого , в общем же милый, простой и скромный» !..

Так же можно выстроить образ хозяина гостиницы (что заставляет его проявлять жестокость по отношению к родственницам умершего, почему именно в грубых формах он объясняет значимость репутации своих апартаментов?) …

Менее индивидуален, возможно, образ жены господина. Её образ более всего, на мой взгляд, типизирован, универсален.

4. Как изображается корабль? На что он был похож?

Безусловно, изображение корабля представляет собой аллегорию. Теплоход являет собой мир людей, чьи мысли заняты развлечениями – такими же, как на твёрдой почве: « Пассажиров было много, пароход - знаменитая «Атлантида» - был похож на громадный отель со всеми удобствами , - с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой… на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой, сирена, но немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале, празднично залитой огнями, переполненной декольтированными дамами и мужчинами во фраках и смокингах, стройными лакеями и почтительными метрдотелями, среди которых один, тот, что принимал заказы только на вина, ходил даже с цепью на шее, как лорд-мэр».

Обратимся к распорядку дня на корабле. Как в трех-четырех словах можно сформулировать, чем занимались пассажиры?

Пассажиры корабля препровождали своё время (усиленно отдыхали): «…жизнь на нем протекала весьма размеренно: вставали рано, …накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффльборд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать - подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда длинными камышовыми креслами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь повещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель всего этого существования, венец его...» - ужин, подобный званому вечеру (или балу).

5. Какие эпизоды и детали показывают, что главный герой – человек сугубо материальный, эгоистичный, со спящей душой, несколько аморальный, как, впрочем, и другие пассажиры «Атлантиды»?

Бунин использует антитезу, изображая богатых пассажиров корабля, которые всеми силами не хотят думать о страшном, необозримом океане, не думать и не замечать людей, которые обеспечивают пассажирам не просто уют, а шикарный комфорт.

«Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, - в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, - задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликерами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца. Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и ее, и эти горы, - точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, - в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке, мрачным и знойным недрам преисподней, ее последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, - та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале все сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго - и музыка настойчиво, в сладостно-бесстыдной печали молила все об одном, все о том же...»

6. Для чего упоминаются 9 кругов ада? К какому произведению отсылает нас автор? Можно ли говорить о дублировании?

В рассказе не просто упоминаются 9 кругов ада (« её (преисподней) последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода» ) – это сравнение ярче иллюстрирует однообразный (хотя и наполненный множеством звуков, цветов, движений) мир и усиливает антитезу, противопоставляя беспечных пассажиров (которые « беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликеры, плавали в волнах пряного дыма..») и « по пояс голых людей, багровых от пламени» топки.

Как и Н.Гоголь, задумавший поэму о Чичикове в 3 томах, а потом и М.Булгаков в романе «Мастер и Маргарита», И.Бунин обращается к «Божественной комедии» Данте Алигьери, где лирический герой, желая вновь увидеть умершую возлюбленную, сперва спускается в преисподнюю, пройдя все 9 (как представлено это в христианской мифологии) кругов ада.

И у Гоголя, и у Бунина, а затем и у Булгакова используется не дублирование, а своеобразная отсылка к средневекому тексту. Так расширяется пространство рассказа, становясь не единичным эпизодом, а универсалией, типизацией. Кроме того, это сравнение выражает авторское отношение.

7. В этих картинах звучит только социальная тема или и философская тоже? В каких эпизодах еще звучит в рассказе социальная тема?

Конечно же, описание времяпрепровождения пассажиров «Атлантиды» (где и название корабля символично) и людей, обеспечивающих это плавание, - картины и социальные, и философские: каждый живёт так, как это ему уготовано, а также в силу того выбора, который он сам совершает («влюблённая» танцующая пара).

Когда пассажиры сходят на берег, в Италии – стране романтики, древности, прекрасного – царит, впрочем, такая же атмосфера, как и на борту «Атлантиды»: «Так было всюду, так было в плавании, так должно было быть и в Неаполе.

Жизнь в Неаполе тотчас же потекла по заведенному порядку : рано утром - завтрак в сумрачной столовой, облачное, мало обещающее небо и толпа гидов у дверей вестибюля ; потом первые улыбки теплого розоватого солнца, вид с высоко висящего балкона на Везувий, до подножия окутанный сияющими утренними парами, на серебристо-жемчужную рябь залива и тонкий очерк Капри на горизонте, на бегущих внизу, по набережной, крохотных осликов в двуколках и на отряды мелких солдатиков , шагающих куда-то с бодрой и вызывающей музыкой; потом - выход к автомобилю и медленное движение по людным узким и сырым коридорам улиц , среди высоких, многооконных домов, осмотр мертвенно-чистых и ровно, приятно, но скучно, точно снегом, освещенных музеев или холодных, пахнущих воском церквей, в которых повсюду одно и то же: величавый вход, закрытый тяжкой кожаной завесой, а внутри - огромная пустота, молчание , тихие огоньки семисвечника, краснеющие в глубине на престоле, убранном кружевами, одинокая старуха среди темных деревянных парт , скользкие гробовые плиты под ногами и чье-нибудь «Снятие со креста», непременно знаменитое; в час - второй завтрак на горе Сан-Мартино, куда съезжается к полудню немало людей самого первого сорта и где однажды дочери господина из Сан-Франциско чуть не сделалось дурно: ей показалось, что в зале сидит принц, хотя она уже знала из газет, что он в Риме; в пять - чай в отеле, в нарядном салоне, где так тепло от ковров и пылающих каминов; а там снова приготовления к обеду - снова мощный, властный гул гонга по всем этажам, снова вереницы , шуршащих по лестницам шелками и отражающихся в зеркалах декольтированных дам , Снова широко и гостеприимно открытый чертог столовой , и красные куртки музыкантов на эстраде, и черная толпа лакеев возле метрдотеля , с необыкновенным мастерством разливающего по тарелкам густой розовый суп...»

8. Для чего так подробно описываются океан, волны, ветер, сирена? Что хочет сказать о современном человеке Бунин? Он его одобряет?

Природа (океан, волны, ветер…) находится не в гармонии с людьми, которые находятся на «Атлантиде»: «Был конец ноября, до самого Гибралтара пришлось плыть то в ледяной мгле, то среди бури с мокрым снегом… Океан, ходивший за стенами, был страшен… Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и ее, и эти горы, - точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, - в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена…», словно предупреждая людей, чтобы они вспомнили о главном (может, о Боге, о долге, своем предназначении…) Но пассажиры не слышали сирены, упоенные всевозможными развлечениями; но вахтенным, чтобы остаться в живых, чтобы спасти корабль, необходимо побороть силу стихии («мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке »), а затем следует сравнение с преисподней…

И в поведении пассажиров,

И в поведении «всех тех, что кормили и поили его (господина из Сан-Франциско) , с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание, охраняли его чистоту и покой, таскали его вещи, звали для него носильщиков, доставляли его сундуки в гостиницы», равно как и вещи других состоятельных пассажиров.

И последние строки рассказа это подтверждают. «И опять мучительно извивалась и порою судорожно сталкивалась среди этой толпы, среди блеска огней, шелков, бриллиантов и обнаженных женских плеч, тонкая и гибкая пара нанятых влюбленных: грешно-скромная девушка с опущенными ресницами, с невинной прической, и рослый молодой человек с черными, как бы приклеенными волосами, бледный от пудры, в изящнейшей лакированной обуви, в узком, с длинными фалдами, фраке - красавец, похожий на огромную пиявку . И никто не знал ни того, что уже давно наскучило этой паре притворно мучиться своей блаженной мукой под бесстыдно-грустную музыку, ни того, что стоит глубоко, глубоко под ними, на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу...»

9. Какие описания и эпизоды рассказа предвещают смерть главного героя? Дает ли ему Бог или судьба знаки, что нужно подготовиться к самому главному?

1. «В день отъезда, - очень памятный для семьи из Сан-Франциско! - даже и с утра не было солнца . Тяжелый туман до самого основания скрывал Везувий, низко серел над свинцовой зыбью моря. Острова Капри совсем не было видно - точно его никогда и не существовало на свете ».

2. « И маленький пароходик… так валяло со стороны на сторону, что семья из Сан-Франциско пластом лежала на диванах в жалкой кают-компании этого пароходика, закутав ноги пледами и закрыв от дурноты глаза… Мистер, лежавший на спине, в широком пальто и большом картузе, не разжимал челюстей всю дорогу; лицо его стало темным, усы белыми, голова тяжко болела: последние дни, благодаря дурной погоде, он пил по вечерам слишком много и слишком много любовался «живыми картинами» в некоторых притонах».

3. На остановках, в Кастелламаре, в Сорренто, было немного легче; но и тут размахивало страшно, берег со всеми своими обрывами, садами, пиниями, розовыми и белыми отелями, и дымными, курчаво-зелеными горами летал за окном вниз и вверх, как на качелях… И господин из Сан-Франциско, чувствуя себя так, как и подобало ему, - совсем стариком , - уже с тоской и злобой думал обо всех этих жадных, воняющих чесноком людишках, называемых итальянцами…»

4. «Вежливо и изысканно поклонившийся хозяин, отменно элегантный молодой человек, встретивший их, на мгновение поразил господина из Сан-Франциско: он вдруг вспомнил, что нынче ночью, среди прочей путаницы, осаждавшей его во сне, он видел именно этого джентльмена , точь-в-точь такого же, как этот, в той же визитке и с той же зеркально причесанной головою. Удивленный, он даже чуть было не приостановился. Но как в душе его уже давным-давно не осталось ни даже горчичного семени каких-либо так называемых мистических чувств, то сейчас же и померкло его удивление: шутя сказал он об этом странном совпадении сна и действительности жене и дочери, проходя по коридору отеля. Дочь, однако, с тревогой взглянула на него в эту минуту: сердце ее вдруг сжала тоска , чувство страшного одиночества на этом чужом, темном острове...»

5. « И, помедлив, что-то подумав, но ничего не сказав, господин из Сан-Франциско отпустил его кивком головы.

А затем он снова стал точно к венцу готовиться : повсюду зажег электричество, наполнил все зеркала отражением света и блеска, мебели и раскрытых сундуков, стал бриться, мыться и поминутно звонить, в то время как по всему коридору неслись и перебивали его другие нетерпеливые звонки - из комнат его жены и дочери… Пол еще качался под ним, кончикам пальцев было очень больно, запонка порой крепко кусала дряблую кожицу в углублении под кадыком, но он был настойчив и наконец, с сияющими от напряжения глазами, весь сизый от сдавившего ему горло, не в меру тугого воротничка , таки доделал дело - и в изнеможении присел перед трюмо, весь отражаясь в нем и повторяясь в других зеркалах.

- не стараясь понять, не думая, что именно ужасно ».

Безусловно, судьба предупреждает героя:

Тяжёлый туман скрывает остров, словно его и не существует (так в небытие уйдёт и герой),

На пароходике господина очень укачало, он чувствует себя старым, немощным (это повод лишний раз подумать о жизни и смерти!),

Сердце дочери господина, вероятно чувственной и эмоциональной девушки, вдруг сжала тоска, когда отец рассказал ей и жене о том, что хозяина гостиницы, в которой они остановились, он накануне видел во сне (знак крайне неприятный!),

Когда же господин одевается к обеду, предметы, его окружающие (пол, запонка, воротничок), словно не слушаются человека…

И что значит подготовиться к смерти?

« Что чувствовал, что думал господин из Сан-Франциско в этот столь знаменательный для него вечер ?

Он, как всякий испытавший качку, только очень хотел есть, с наслаждением мечтал о первой ложке супа, о первом глотке вина и совершал привычное дело туалета даже в некотором возбуждении, не оставлявшем времени для чувств и размышлений .

Побрившись, вымывшись, ладно вставив несколько зубов, он, стоя перед зеркалами, смочил и прибрал щетками в серебряной оправе остатки жемчужных волос вокруг смугло-желтого черепа, натянул на крепкое старческое тело с полнеющей от усиленного питания талией кремовое шелковое трико, а на сухие ноги с плоскими ступнями - черные шелковые носки и бальные туфли, приседая, привел в порядок высоко подтянутые шелковыми помочами черные брюки и белоснежную, с выпятившейся грудью рубашку, вправил в блестящие манжеты запонки и стал мучиться с ловлей под твердым воротничком запонки шейной.

Но тут зычно, точно в языческом храме, загудел по всему дому второй гонг…»

Отталкиваясь «от противного», можно отметить, что о приближении смерти думает автор: необходимо какое-то время посвятить «для чувств и размышлений» и, разумеется, не о еде и костюме заботиться в этот момент.

10. Улавливает ли он знаки судьбы, задумывается ли о смерти, о Боге? Хотя бы секунда прозрения была?

К сожалению, знаки судьбы господин из Сан-Франциско не видит, не замечает, откровенно их игнорирует. Увидев хозяина гостиницы, в которой герою суждено было умереть, « удивленный, он даже чуть было не приостановился. Но как в душе его уже давным-давно не осталось ни даже горчичного семени каких-либо так называемых мистических чувств, то сейчас же и померкло его удивление: шутя сказал он об этом странном совпадении сна и действительности жене и дочери, проходя по коридору отеля».

Возможно, искра прозрения пробежала в сознании героя, когда, одетый к обеду, он посмотрел на себя в зеркало: « …Пол еще качался под ним, кончикам пальцев было очень больно, запонка порой крепко кусала дряблую кожицу в углублении под кадыком, но он был настойчив и наконец, с сияющими от напряжения глазами, весь сизый от сдавившего ему горло, не в меру тугого воротничка, таки доделал дело - и в изнеможении присел перед трюмо, весь отражаясь в нем и повторяясь в других зеркалах.

- О, это ужасно! - пробормотал он, опуская крепкую лысую голову и не стараясь понять, не думая, что именно ужасно»…

11. Как он провел последние, как оказалось, 2 часа перед смертью? Грешил ли, как обычно, или призадумался, загрустил? Меняется ли к нему отношение читателя? В какой момент?

Последние, как оказалось, 2 часа перед смертью господин из Сан-Франциско провел так же, как и многие другие часы в этом путешествии – наряжаясь на обед. Смертных грехов, одеваясь перед зеркалом, разумеется, он не совершил, также и не грустил, хотя не раз вдруг ощутил себя старым, уставшим, но постарался прогнать эти мысли и ощущения как ненужные, ложные. А напрасно.

Как я уже сказала, рассказ начинается со строк, пронизанных иронией, порой и сарказмом. Но русские писатели тем и уникальны, что необыкновенно гуманны. Как Базаров «обманул» замысел Тургенева, так и Бунин, обличая равнодушного «сытого» человека, не смеет глумиться над Смертью и обличает чёрствость и равнодушие тех, кто не утешает вдову и дочь, а словно нарочно делает всё больнее для них, в наихудших условиях отправляя тело господина из Сан-Франциско домой, в Америку…

Смерть всегда неприглядна и страшна. Описывая последние часы и минуты жизни своего героя, Бунин представляет нам уже не господина, а просто человека.

12. Как характеризуют его последние 2 минуты жизни?

«…поспешно встав с места, господин из Сан-Франциско еще больше стянул воротничок галстуком, а живот открытым жилетом, надел смокинг, выправил манжеты, еще раз оглядел себя в зеркале... бодро выйдя из своей комнаты и подойдя по ковру к соседней, жениной, громко спросил, скоро ли они?

- Через пять минут! - звонко и уже весело отозвался из-за двери девичий голос.

- Отлично, - сказал господин из Сан-Франциско.

И не спеша пошел по коридорам и по лестницам, устланным красными коврами, вниз, отыскивая читальню.

- Встречные слуги жались от него к стене, а он шел, как бы не замечая их.

- Запоздавшая к обеду старуха, уже сутулая, с молочными волосами, но декольтированная, в светло-сером шелковом платье, поспешила впереди него изо всех сил, но смешно, по-куриному, и он легко обогнал ее.

- Возле стеклянных дверей столовой, где уже все были в сборе и начали есть, он остановился перед столиком, загроможденным коробками сигар и египетских папирос, взял большую маниллу и кинул на столик три лиры;

- на зимней веранде мимоходом глянул в открытое окно: из темноты повеяло на него нежным воздухом, померещилась верхушка старой пальмы, раскинувшая по звездам свои вайи, казавшиеся гигантскими, донесся отдаленный ровный шум моря...»

Как только мы знакомимся с героем, узнаем, что в своё путешествие он оправляется, будучи «твердо уверен, что имеет полное право на отдых, на удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное.

Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступал к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет. До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее. Он работал не покладая рук, - китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит! - и наконец увидел, что сделано уже много, что он почти сравнялся с теми, кого некогда взял себе за образец, и решил передохнуть ».

Эти строки представляют нам человека, который добился богатства большим трудом (что, в принципе, не может не вызывать хоть какого-то уважения к нему). Вероятно, дорога вверх была (как это бывает обычно) непроста, приходилось часто скрывать свои истинные чувства и тем более боль. Герой достаточно «бодро» пошёл в роковую для него комнату, ведя себя (или делая вид?) непринужденно: мне думается, что это сильный характер, достаточно упорный, упрямый. Глупым вряд ли его назовёшь, но опутанным «кумиром» (как называет Пушкин общественное мнение) – безусловно.

13. Докажите, что в сцене смерти господина сплетаются социальная и философская темы. Смерть близкого человека показывает истинные отношения в семье. Что можете сказать об этом?

«Жена, дочь, доктор, прислуга стояли и глядели на него. Вдруг то, чего они ждали и боялись, совершилось - хрип оборвался. И медленно, медленно, на глазах у всех, потекла бледность по лицу умершего, и черты его стали утончаться, светлеть...» - Более того, в предыдущем предложении Бунин написал, что «это хрипел уже не господин из Сан-Франциско, - его больше не было, - а кто-то другой». Так от иронического изображения автор переходит к философскому, жизненному, умудренному опытом прожитых лет, личных потерь…

«Вошел хозяин. «Già é morto» , - сказал ему шепотом доктор. Хозяин с бесстрастным лицом пожал плечами. Миссис, у которой тихо катились по щекам слезы, подошла к нему и робко сказала , что теперь надо перенести покойного в его комнату.

- О нет, мадам, - поспешно, корректно, но уже без всякой любезности и не по-английски, а по-французски возразил хозяин, которому совсем не интересны были те пустяки, что могли оставить теперь в его кассе приехавшие из Сан-Франциско. - Это совершенно невозможно, мадам, - сказал он и прибавил в пояснение, что он очень ценит эти апартаменты, что если бы он исполнил ее желание, то всему Капри стало бы известно об этом и туристы начали бы избегать их.

Мисс , все время странно смотревшая на него, села на стул и, зажав рот платком, зарыдала . У миссис слезы сразу высохли, лицо вспыхнуло . Она подняла тон, стала требовать, говоря на своем языке и все еще не веря, что уважение к ним окончательно потеряно».

Выделенные выражения иллюстрируют те социальные аспекты, когда проявляются искренние человеческие чувства:

Чёрствость, алчность, страх за репутацию заведения – со стороны хозяина,

Боль, сострадание, переживание – со стороны родных, а также силу характера миссис, оскорблённой тем, « что уважение к ним (её ещё несколько назад живому! мужу, к ней самой, к её дочери) окончательно потеряно».

14. Осуждая мир богатых, идеализирует ли автор мир бедных? Докажите.

Осуждая мир богатых, Бунин не идеализирует мир бедных.

Возможно, писатель опирается на мнение Пушкина, который, размышляя над верными, точными словами, к «Анчару», в окончательной редакции оставил строки: « Но человека человек послал к анчару властным взглядом, и тот послушно в путь потек и к утру возвратился с ядом. Принёс он смертную смолу и ветвь с увядшими листами, и пот по бледному челу катился хладными ручьями. Принёс , и ослабел, и лёг под сводом шалаша на лыки, и умер бедный раб у ног непобедимого владыки …»

Так и «простые люди» у Бунина не наделены теми качествами, которые заставляют нас восхититься ими, гордиться.

- «… когда «Атлантида» вошла наконец в гавань, привалила к набережной своей многоэтажной громадой, усеянной людьми, и загрохотали сходни, - сколько портье и их помощников в картузах с золотыми галунами, сколько всяких комиссионеров, свистунов мальчишек и здоровенных оборванцев с пачками цветных открыток в руках кинулосъ к нему навстречу с предложением услуг! »

- «Мертвый остался в темноте, синие звезды глядели на него с неба, сверчок с грустной беззаботностью запел на стене... В тускло освещенном коридоре сидели на подоконнике две горничные, что-то штопали. Вошел Луиджи с кучей платья на руке, в туфлях.

- Pronto? (Готово?) - озабоченно спросил он звонким шепотом, указывая глазами на страшную дверь в конце коридора. И легонько помотал свободной рукой в ту сторону. - Partenza! - шепотом крикнул он, как бы провожая поезд, то, что обычно кричат в Италии на станциях при отправлении поездов, - и горничные, давясь беззвучным смехом , упали головами на плечи друг другу».. .

Хотя, конечно, не все люди таковы. Бунин представляет нам и их, живущих беззаботно, непринужденно, с почитанием Бога и его Матери.

Но не мир людей идеализирует писатель, а образ Богоматери – неживой, слепленный руками человека и освещенный Творцом: «… вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавом от непогод…»

15. Есть ли в рассказе герои, которые, с точки зрения автора, живут праведно, правильно или хотя бы естественно (в чем-то правильнее относятся к жизни и смерти, греху и Богу)?

Да, и такие образы – искренние и естественные – представлены Буниным в его небольшом рассказе.

« Торговал только рынок на маленькой площади - рыбой и зеленью, и были на нем одни простые люди, среди которых, как всегда, без всякого дела, стоял Лоренцо, высокий старик-лодочник, беззаботный гуляка и красавец , знаменитый по всей Италии, не раз служивший моделью многим живописцам: он принес и уже продал за бесценок двух пойманных им ночью омаров, шуршавших в переднике повара того самого отеля, где ночевала семья из Сан-Франциско, и теперь мог спокойно стоять хоть до вечера, с царственной повадкой поглядывая вокруг, рисуясь своими лохмотьями, глиняной трубкой и красным шерстяным беретом, спущенным на одно ухо.

А по обрывам Монте-Соляро, по древней финикийской дороге, вырубленной в скалах, по ее каменным ступенькам, спускались от Анакапри два абруццких горца . У одного под кожаным плащом была волынка, - большой козий мех с двумя дудками, у другого - нечто вроде деревянной цевницы. Шли они - и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, и туманно-лазурные, еще по-утреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор, красоту которых бессильно выразить человеческое слово.

На полпути они замедлили шаг: над дорогой, в гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавом от непогод, матерь божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу, к вечным и блаженным обителям трижды благословенного сына ее . Они обнажили головы - и полились наивные и смиренно-радостные хвалы их солнцу, утру, ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире, и рожденному от чрева ее в пещере Вифлеемской, в бедном пастушеском приюте, в далекой земле Иудиной…»

16. Как вы думаете, почему корабль назван «Атлантида» и почему вновь оказался там господин из Сан-Франциско?

Корабль назван «Атлантидой» не случайно:

Во-первых, написанный в 1915 году, огромный теплоход, безусловно, своим названием перекликается с трагично известным «Титаником»;

А во-вторых, античная Атлантида – легендарный остров, где древняя цивилизация достигла невероятных высот технических и страшных грехов человеческих, за что была наказана богами и стерта с лица земли.

Всё в жизни совершает свой круг и возвращается к своим истокам – так и господин (точнее, то, что было прежде им) возвращается на родину. Это во-первых. А во-вторых, какой же контраст без описания живого миллионера, который отправился с невероятным комфортом в Европу, и описания жалкого гроба с его телом при обратной дороге?!

Только ли на отель похож корабль?

В принципе, ответ на данный вопрос уже дан: корабль – это аллегория светского общества, пресыщенного удовольствиями, всевозможными вариантами благополучной – СЫТОЙ – жизни, где люди не думают о том, что их окружает, и даже боятся об этом помыслить. « Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира, …немногие из обедающих слышали сирену - ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра, изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале…»

Как было сказано выше, ироническая интонация рассказа сменяется глубоким философским осмыслением.

Яркая, ослепительная атмосфера обеденной залы на корабле представлена весёлыми, радостными лицами: «… в танцевальной зале

все сияло и изливало свет, тепло и радость,

пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго - и музыка настойчиво, в сладостно-бесстыдной печали молила все об одном, все о том же...

Был среди этой блестящей толпы некий великий богач, бритый, длинный, в старомодном фраке,

был знаменитый испанский писатель,

была всесветная красавица ,

была изящная влюбленная пара, за которой все с любопытством следили и которая не скрывала своего счастья: он танцевал только с ней, и все выходило у них так тонко, очаровательно…» Ряд ярких перечислений завершается описанием влюбленной пары. А последующее замечание сильнее диссонирует с этой ложной радостью: «… только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на другом корабле».

Когда же тон рассказа сменяется с иронического на философский, когда совершенно иначе на этом блестящем корабле возвращается тело господина из Сан-Франциска, горькое замечание автора усиливает основную мысль произведения: « И никто не знал ни того, что уже давно наскучило этой паре притворно мучиться своей блаженной мукой под бесстыдно-грустную музыку, ни того, что стоит глубоко, глубоко под ними, на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу... »

Что можете сказать о концепции любви у Бунина?

Концепция любви у Бунина трагедийна. Мгновения любви по Бунину, становятся вершиной жизни человека.

Только полюбив, человек по-настоящему может почувствовать другого человека, только чувство оправдывает высокую требовательность к себе и к своему ближнему, только любящий способен преодолеть свой эгоизм. Состояние любви не бесплодно для героев Бунина, оно возвышает души.

В рассказе «Господин из Сан-Франциско» тема любви не является ведущей, но пунктирно можно отметить некоторые моменты:

Любит ли своего мужа жена главного героя?

Какова дальнейшая судьба дочери героя?

Какую любовь приветствует, восхваляет писатель?

Рассматривая образ жены г-на из Сан-Франциско, сперва воспринимаешь эту женщину так же, как и остальные образы, саркастически представленные в рассказе: она не по своему желанию, личному стремлению, увлечению едет в Европу, а потому, что «так принято в обществе», «так дочь найдет себе достойную партию», возможно, и потому, что «так сказал муж». Но смерть забирает господина, забирает человека – и образ этой героини становится «теплее», человечнее: нам жаль женщину, которая потеряла близкого человека (как часто на верх иерархической лестницы мужчины взбираются, опираясь на плечи верной жены!), которую неожиданно оскорбляют, унижают прах её мужа… « У миссис слезы сразу высохли, лицо вспыхнуло. Она подняла тон, стала требовать, говоря на своем языке и все еще не веря, что уважение к ним окончательно потеряно. Хозяин с вежливым достоинством осадил ее: если мадам не нравятся порядки отеля, он не смеет ее задерживать; и твердо заявил, что тело должно быть вывезено сегодня же на рассвете, что полиции уже дано знать, что представитель ее сейчас явится и исполнит необходимые формальности... Можно ли достать на Капри хотя бы простой готовый гроб, спрашивает мадам? К сожалению, нет, ни в каком случае, а сделать никто не успеет. Придется поступить как-нибудь иначе... Содовую английскую воду, например, он получает в больших и длинных ящиках... перегородки из такого ящика можно вынуть...»

О дочери героя я уже говорила: мне кажется, весьма непростая судьба могла бы быть у неё (допустим, если б девушка связала свою жизнь с «наследным принцем»), возможно, немало испытаний выпадет девушке и теперь. Афоризмом стали строки Л.Н.Толстого, с которых начинается его роман «Анна Каренина»: « Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»…

Но в рассказе всё же присутствует звучание любви: к прекрасному прошлому – великолепной Италии, к непостижимой и величественной Природе, к Богу и Деве Марии.

- «Через десять минут семья из Сан-Франциско сошла в большую барку, через пятнадцать ступила на камни набережной, а затем села в светлый вагончик и с жужжанием потянулась вверх по откосу, среди кольев на виноградниках, полуразвалившихся каменных оград и мокрых, корявых, прикрытых кое-где соломенными навесами апельсинных деревьев, с блеском оранжевых плодов и толстой глянцевитой листвы скользивших вниз, под гору, мимо открытых окон вагончика... Сладко пахнет в Италии земля после дождя, и свой, особый запах есть у каждого ее острова!»

- «А на рассвете, когда побелело за окном сорок третьего номера и влажный ветер зашуршал рваной листвой банана, когда поднялось и раскинулось над островом Капри голубое утреннее небо и озолотилась против солнца, восходящего за далекими синими горами Италии, чистая и четкая вершина Монте-Соляро… Но утро было свежее, на таком воздухе, среди моря, под утренним небом, хмель скоро улетучивается и скоро возвращается беззаботность к человеку…, Пароходик, жуком лежавший далеко внизу, на нежной и яркой синеве, которой так густо и полно налит Неаполитанский залив, уже давал последние гудки - и они бодро отзывались по всему острову, каждый изгиб которого, каждый гребень, каждый камень был так явственно виден отовсюду, точно воздуха совсем не было».

- «Шли они - и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, и туманно-лазурные, еще по-утреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор, красоту которых бессильно выразить человеческое слово. На полпути они замедлили шаг: над дорогой, в гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, золотисто-ржавом от непогод, матерь божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу, к вечным и блаженным обителям трижды благословенного сына ее. Они обнажили головы - и полились наивные и смиренно-радостные хвалы их солнцу, утру, ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире, и рожденному от чрева ее в пещере Вифлеемской, в бедном пастушеском приюте, в далекой земле Иудиной...»

17. Почему вновь подробно изображен бушующий океан? Почему со скал за кораблем следит дьявол? Почему корабль как будто перемигивается с ним?

Рассказ Бунина рассчитан на вдумчивого, внимательного читателя, умеющего сопоставлять представленные писателем образы с главными вопросами человечества: зачем мы живём, что делаем не так, раз беды и несчастья не отстают от человека (что делать? кто виноват? существует ли Бог?) Океан – это олицетворение сущего, стихия жизни, то беспощадная и злая, то невероятно красивая и полная свободы…

В данном рассказе океан неиствует: природа не принимает безумного веселья пассажиров «Атлантиды», противопоставленного Природе. «И опять, опять пошел корабль в свой далекий морской путь. Ночью плыл он мимо острова Капри, и печальны были его огни, медленно скрывавшиеся в темном море, для того, кто смотрел на них с острова. Но там, на корабле, в светлых, сияющих люстрами залах, был, как обычно, людный бал в эту ночь». Поэтому логично, что за кораблем со скал следит дьявол, подсчитывая, сколько душ вскоре отправятся в ад…

Выражение «людный бал» воспринимается в негативном смысле, в чём-то, может быть, ассоциативно с сатанинским балом. А затем Бунин проводит параллель между образом Дьявола и кораблём: « Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем». И поэтому они, созданные гордыней, перемигиваются друг с другом.

18. Вспомните, когда был написан рассказ? Какие настроения были в обществе?

Рассказ написан в 1915 году, последовавшим вслед за трагическими 1912 и 1914 годами.

Крушение парохода «Титаник» - морская катастрофа, произошедшая в ночь с 14 на 15 апреля , когда потерпел крушение филиппинский

Чтобы понять причины Первой мировой войны, нужно помнить о расстановке сил в Европе, где три крупные мировые державы – Российская империя, Великобритания и Англия к XIX веку уже разделили между собой сферы влияния.

Окрепнув в конце XIX века в экономическом и военном отношении, Германия стала остро нуждаться в новом жизненном пространстве для растущего населения и рынках сбыта для своих товаров. Нужны были колонии, которых Германия не имела. Чтобы добиться этого, нужно было начать новый передел мира путем разгрома союзного блока трех держав – Англии, России и Франции. В ответ на германскую угрозу был создан союз Антанта, состоящий из России, Франции и примкнувшей к ним Англии.

Кроме желания Германии отвоевать себе жизненное пространство и колонии, были и другие причины Первой мировой войны. Вопрос этот настолько сложен, что до сих пор не сложилось единой точки зрения по этому поводу.

Еще одна причина войны – выбор пути развития общества. «Можно ли было избежать войны?» – этот вопрос задавал себе, наверное, каждый человек в эти непростые годы.

Все источники единогласно говорят, что возможно, если бы руководство стран-участниц конфликта по-настоящему хотело бы этого. Германия более всего была заинтересована в войне, к которой была полностью готова, и приложила все усилия, чтобы она началась.

А каждый вдумчивый писатель стремился объяснить причины войны не только политическими и экономическими причинами, но нравственно-духовными.

В принципе, слово «критика» не обладает негативным значением (это букв. перевод слова «суждение»), но определение литературы (и русской, и мировой) 2-й половины XIX века – это литература критического – обличительного - реализма. И Бунин в рассказе «Господин из Сан-Франциско» продолжает традиции обличения нравственного облика человека, ярко представленный в произведениях критического реализма.

Также вместе со словом « армагеддон » употребляется в значении или катастрофы планетарного масштаба.

В данном произведении, бесспорно, слово использовано в последнем значении. Тем более это усиливает сопоставление корабля с Дьяволом, сравнение котлов парохода - с геенной огненной, а действия пассажиров – с сатанинским бесшабашным разгулом.

«- Вьюга билась в его (корабля) снасти и широкогорлые трубы, побелевшие от снега, но он был стоек, тверд, величав и страшен .

- На самой верхней крыше его одиноко высились среди снежных вихрей те уютные, слабо освещенные покои, где, погруженный в чуткую и тревожную дремоту, надо всем кораблем восседал его грузный водитель (командир корабля, рыжий человек чудовищной величины и грузности), похожий на языческого идола. Он слышал тяжкие завывания и яростные взвизгивания сирены, удушаемой бурей, но успокаивал себя близостью того, в конечном итоге для него самого непонятного, что было за его стеною: той как бы бронированной каюты, что то и дело наполнялась таинственным гулом, трепетом и сухим треском синих огней, вспыхивавших и разрывавшихся вокруг бледнолицего телеграфиста с металлическим полуобручем на голове. - В самом низу, в подводной утробе «Атлантиды», тускло блистали сталью, сипели паром и сочились кипятком и маслом тысячепудовые громады котлов и всяческих других машин, той кухни, раскаляемой исподу адскими топками, в которой варилось движение корабля, - клокотали страшные в своей сосредоточенности силы, передававшиеся в самый киль его, в бесконечно длинное подземелье, в круглый туннель, слабо озаренный электричеством, где медленно, с подавляющей человеческую душу неукоснительностью, вращался в своем маслянистом ложе исполинский вал, точно живое чудовище, протянувшееся в этом туннеле, похожем на жерло.

- А средина «Атлантиды», столовые и бальные залы ее изливали свет и радость, гудели говором нарядной толпы , благоухали свежими цветами, пели струнным оркестром».

Эта параллель корабль-преисподняя открывает повествование и завершает его, как бы в круг этой лексической парадигмы помещая образ человека.

20. Сформулируйте главную мысль рассказа. Как эта мысль перекликается с эпиграфом к рассказу, который позже был снят автором?

Первоначальное названием рассказа было «Смерть на Капри». В качестве эпиграфа автор взял строки из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!» Смысл высказывания раскрыва­ется, если вспомнить о печальной судьбе Вавилона, оказавшегося далеко не таким крепким, как казалось. Значит, ничто не вечно на земле. Тем более человек, жизнь которого - мгновение по сравнению с вечностью.

В процессе работы над произведением автор отказался от названия, которое содержало слово «смерть». Несмотря на это, ощущение катастрофы, обозначенное в первом варианте заглавия и эпиграфе, пронизывает все содержание «Господина из Сан-Франциско». И. А. Бунин с помощью символических образов говорит о неизбежности гибели царства наживы и похоти.
Только уже в самой последней редакции, незадолго до смерти, Бунин снял многозначительный эпиграф. Снял, возможно, потому, что эти слова, взятые из Апокалисиса, показались ему слишком откровенно выражающими его отношение к описанному. Но он оставил название парохода, на котором плывет американский богач с женой и дочерью в Европу, - "Атлантида", как бы желая лишний раз напомнить читателям об обреченности существования, основным наполнением которого стала страсть к получению удовольствий.

Итак, сегодняшняя тема нашей беседы - анализ «Господин из Сан-Франциско». Бунин, автор этого рассказа, практически с первых страниц ставит читателя перед жестокой реальностью: Люди относятся к ним не только лишь как к средству существования, но и приносят в жертву материальным благам всю свою жизнь, и даже чувства других людей, бросают все силы своего тела и души на бесконечную погоню за богатством.

Образ главного героя

Именно таким перед нами предстаёт главный герой творения - тот самый господин из Сан-Франциско. Это - человек, который сделал деньги целью, а не просто средством для осуществления каких-то своих надежд, идей. Богатство - это суть его жизни. Не случайно описание его довольно долгой жизни (58 лет!) умещается лишь на половине страницы. И это - первая особенность, на которую нужно обратить внимание, проводя анализ «Господин из Сан-Франциско». Бунин показывает читателю человека, у которого никогда не было полноценной счастливой жизни.

Однако герой и сам замечает это, а потому решает отправиться в путешествие. Продолжаются его странствия целых два года. Но данный человек так и не сумел научиться радоваться простым мелочам, испытывать разнообразные ощущения и чувствовать жизнь, кипящую вокруг него, - он лишен всего этого. Желанного удовольствия и расслабления во время отдыха богач не получает. Долгие годы уверенный в том, что за деньги можно купить всё, он питается деликатесными блюдами, останавливается в лучших номерах, но очень быстро замечает, что даже все его сбережения, вместе взятые, не могут подарить ему того, что нужно ему на самом деле - счастья.

Библейские ассоциации в произведении И. Бунина

Чем так интересен анализ «Господин из Сан-Франциско»? Бунин, работая над этим произведением, неоднократно обращается к библейским ассоциациям. В частности, долгое время рассказ сопровождался эпиграфом «Горе тебе, Вавилон, город крепкий» - многозначительные слова из Апокалипсиса писатель снял лишь в последней редакции. Однако название парохода «Атлантида», как будто символизирующее собою обречённость существования того человека, который живёт ради сиюминутных удовольствий, он сохраняет.

Мир, в котором живёт господин из Сан-Франциско

Произведение «Господин из Сан-Франциско» - это своеобразный мини-роман, действие которого разворачивается в мире, где нет места ничему удивительному, прекрасному, где не существует грёз и фантазии. Это - мир, угнетающий индивидуальность человека, «подгоняющий» её под общие стандарты и критерии. Модные фасоны одежды, дорогие обеды, пустые светские беседы… Нетрудно заметить, что в тексте практически отсутствуют описания других пассажиров «Атлантиды», ни разу не упоминаются имена самого главного героя, его дочери и жены. Жизнь богатых господ проходит одинаково, по одному и тому же распорядку, они практически ничем друг от друга не отличаются.

Господин из Сан-Франциско - человек, давно избравший для себя образец, на который, по его мнению, стоило равняться. Долгие годы «упорного труда» позволили ему добиться желаемого. Он богат. Он знает, что люди его круга часто ездят отдыхать в Старый Свет - туда же едет и он. Герой окружает себя яркими декорациями и ограждает себя от всего того, чего не желает видеть. Однако правда заключается в том, что жизнь - настоящая, искренняя - остаётся как раз за этими декорациями его искусственного, пропитанного насквозь фальшью мирка.

Смерть главного героя как кульминация рассказа

Продолжаем анализ «Господин из Сан-Франциско». Бунин сделал кульминационным моментом смерть главного героя. И в ней есть некая доля иронии: постоянно откладывая жизнь на потом, он так и не успевает насладиться ею, ведь никому не дано знать, сколько ещё времени у него в запасе.

Антиподом господина из Сан-Франциско можно считать Лоренцо - лодочника, «беззаботного красавца и гуляку», не испытывающего трепета к деньгам и стремящегося жить «на полную катушку».

Любовь, купленная за деньги, - неотъемлемая часть мира главного героя

Не случайно возникает в рассказе и тема любви. Бунин подчёркивает, что в мире, где всем правят деньги, даже это великое чувство опошляется, становится искусственным. Дочь господина из Сан-Франциско встречается на корабле с богатым и знатным восточным принцем и, как тонко подметил капитан корабля, в который раз «играет любовь за деньги».

Подведём итоги

По иронии судьбы, герой возвращается в родные места на той же «Атлантиде». Однако смерть его ничего не меняет в целом мире - люди продолжают изображать счастье, потакать своим секундным порывам. Господин из Сан-Франциско же уже никогда не сможет увидеть и оценить красоту моря, гор, бесконечных равнин. И вся драма заключается в том, что он не смог бы этого сделать и при жизни - страсть к богатству атрофировала в нём чувство прекрасного.

Так заканчивается «Господин из Сан-Франциско», смысл которого, надо признаться, остаётся чрезвычайно актуальным и в нашем, XXI веке.

Жизнь и смерть в рассказе И.А.Бунина «Господин из Сан-Франциско».

Во многих своих произведениях И.А.Бунин стремится к широким художественным обобщениям. Он анализирует общечеловеческую сущность любви, рассуждает о загадке жизни и смерти. Описывая определенные типы людей, писатель также не ограничивается русскими типами. Часто мысль художника принимает мировой масштаб, поскольку помимо национального в людях всего мира есть много общего. Особенно показателен в этом плане замечательный рассказ “Господин из Сан-Франциско”, написанный в 1915 году, в разгар первой мировой войны.
В этом коротком произведении, которое можно назвать своеобразным “мини-романом”, И.А.Бунин рассказывает о жизни людей, которым деньги дают, как кажется на первый взгляд, все радости и блага мира. Что же это за жизнь, жизнь общества, “от которого зависят все блага цивилизации: фасон смокингов, и прочность тронов, и объявление войны, и благосостояние отелей”? Постепенно, шаг за шагом писатель подводит нас к мысли, что жизнь эта полна искусственного, ненастоящего. В ней нет места фантазии, проявлениям индивидуальности, потому что все знают, что надо делать, чтобы соответствовать “высшему” обществу. Пассажиры “Атлантиды” одинаковы, жизнь их идет по установленному распорядку, они одеваются в одинаковую одежду, в рассказе почти отсутствуют описания портретов попутчиков главного героя. Характерно и то, что Бунин не называет ни имени господина из Сан-Франциско, ни имен его жены и дочери. Они - одни из тысячи подобных им господ из разных стран мира, и жизнь их всех проходит одинаково.
И.А.Бунину достаточно лишь несколько штрихов, чтобы мы могли увидеть всю жизнь американского миллионера. Некогда он выбрал себе образец, на который хотел равняться, и после долгих лет напряженного труда он, наконец, понял, что добился того, к чему стремился. Он богат. И герой рассказа решает, что настал тот момент, когда он может насладиться всеми радостями жизни, тем более что у него есть для этого деньги. Люди его круга ездят отдыхать в Старый Свет - едет туда и он. Планы героя обширны: Италия, Франция, Англия, Афины, Палестина и даже Япония. Господин из Сан-Франциско поставил своей целью наслаждаться жизнью - и он ею наслаждается, как умеет, точнее, ориентируясь на то, как это делают другие. Он много ест, много пьет. Деньги помогают герою создать вокруг себя подобие декорации, которая ограждает от всего, чего он не желает видеть. Но именно за этой декорацией проходит живая жизнь, та жизнь, которую он никогда не видел и никогда не увидит.
Кульминацией рассказа является неожиданная смерть главного героя. В ее внезапности заложен глубочайший философский смысл. Господин из Сан-Франциско откладывает свою жизнь на потом, но никому из нас не суждено знать, сколько отведено нам времени на этой земле. Жизнь нельзя купить за деньги. Герой рассказа приносит на алтарь наживы молодость ради умозрительного счастья в будущем, но он и не замечает, как бездарно прошла его жизнь. Господину из Сан-Франциско, этому бедному богачу, противопоставлена эпизодическая фигура лодочника Лоренцо, богатого бедняка, “беззаботного гуляки и красавца”, равнодушного к деньгам и счастливого, полного жизни. Жизнь, чувства, красота природы - вот что является, по мнению И.А.Бунина, главными ценностями. И горе тому, кто сделал своей целью деньги.
И.А.Бунин не случайно вводит в рассказ тему любви, потому что даже любовь, высочайшее чувство, оказывается искусственным в этом мире богачей. Именно любовь для своей дочери не может купить господин из Сан-Франциско. А она испытывает трепет при встрече с восточным принцем, но не потому, что он красив и может волновать сердце, а потому, что в нем течет “необычная кровь”, потому что он богат, знатен и принадлежит к знатному роду. И высшая ступень опошления любви - пара влюбленных, которыми восхищаются пассажиры “Атлантиды”, не способные сами на столь же сильные чувства, но про которую лишь капитан корабля знает, что она “нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на другом корабле”.
Смерть господина из Сан-Франциско ничего не изменила в мире. И вторая часть рассказа с точностью до наоборот повторяет первую. По иронии судьбы герой возвращается на родину в трюме той же Атлантиды. Но он больше не интересен ни гостям судна, которые продолжают жить по своему распорядку, ни хозяевам, потому что он не оставит теперь денег в их кассе. Продолжается и жизнь в Италии, но герой рассказа уже не увидит красоты гор, моря. Впрочем, это и неудивительно - он не увидел их и тогда, когда был жив. Деньги иссушили в нем чувство прекрасного, ослепили его. А потому он, миллионер, господин из Сан-Франциско, лежит сейчас в ящике из-под содовой в трюме корабля, за которым следит со скал Гибралтара Дьявол, а “в гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем”, стоит матерь Божия, заступница “всех страждущих в этом злом и прекрасном мире”.

Господин из Сан-Франциско.

«Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый…золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью – крепкая лысая голова…Смокинг и крахмальной белье очень молодили» героя.
Г. не имеет имени, потому что его «никто не запомнил». Он «ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения…Он был богат,…только что приступил к жизни, несмотря на свои 58 лет».
Г. – пассажир огромного корабля с символичным названием «Атлантида» (по имени затонувшего материка). Корабль был похож «на громадный отель со всеми удобствами». За бортом шумел грозный океан. Он был страшен, но о нем не думали.
Когда корабль прибыл в Неаполь, Г. вместе с семьей сходит с корабля и отправляется на остров Капри на маленьком пароходике. Во время этого переезда Г. чувствовал «себя так, как и подобало ему, - совсем стариком» и с раздражением думал о цели своего путешествия – об Италии. День приезда стал для героя «знаменательным». Собираясь на званый вечер, Г. непроизвольно бормочет: «О, это ужасно!», «не стараясь понять, не думая, что именно ужасно». Но это «ужасное» все же происходит с ним. Сидя в читальне, он почувствовал себя очень плохо, и «все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то». Но смерть не вписывается в жизнь богатого отеля. «Не будь в читальне немца, быстро и ловко сумели бы в гостинице замять это ужасное происшествие…» Г. помещают «в самом маленьком, самом плохом, самом холодном и сыром, в конце нижнего коридора» номере. Там он и умирает. В Рождество тело Г., «испытав много унижений», в ящике из-под содовой воды, отправляется по тому же пути домой. Но теперь герой помещается в трюме. Возникает видение Дьявола, наблюдающего «корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового человека со старым сердцем». В конце рассказа вновь описывается беззаботная жизнь пассажиров корабля, которые ничего не знают о теле Г.

Анализ рассказа И. А. Бунина «Господин из Сан-Франциско».

Мир, в котором живет Господин из Сан-Франциско, алчен и глуп. Даже богатый г-н в нем не живет, а лишь существует. Даже семья не прибавляет ему счастья. В этом мире все подчинено деньгам. И когда Господин собирается в путешествие, то ему кажется, что это будет прекрасно. На гигантском корабле – отеле «Атлантида» путешествую миллионеры, их семьи. И жизнь на этом корабле течет изо дня в день размеренно и плавно. По вечерам вся «Атлантида» погружается в атмосферу «праздника». Лишь «великое множество слуг работает в поварских, судомойнях и винных подвалах». Одни отдыхают, а другие люди – работают. Во всем чувствуется привкус денег. И даже влюбленная пара куплена владельцем корабля, чтобы веселить людей то на одном, то на другом корабле.
В рассказе очень мало имен людей. Видимо ими пренебрегли из-за обычности их владельцев. Даже имя главного героя – господина из Сан-Франциско нет. И после смерти никто не вспомнит о нем как о человеке.
Внешность у Господина ничем не примечательная. Прибыв в Неаполь, Господин с пренебрежением говорит толпе оборванцев «Прочь, Прочь!», хотя они ему ничего не сделали. Все люди, более бедные, склоняются и прислуживают Господину из Сан-Франциско, но, точнее, не ему, а его деньгам и положению. Все в нем: его движения, речь говорит о его состоянии. И только в начале «путешествия в жизнь» господин из Сан-Франциско умирает в гостинице. Все планы, дальнейшую жизнь убивает сердечный приступ. И уже после смерти тело не несут в шикарные номера гостиницы, его несут в маленький, дешевый номер. И потом кладут в ящик из-под воды. Даже жена и дочь, самые близкие люди, не страдают о смерти Господина из Сан-Франциско. А где-то в трюме лежит ящик не с человеком, а с телом без имени…

Анализ «Господин из Сан-Франциско»

Наверное, первое, что бросается в глаза при чтении этого произведения Бунина, - библейские и мифологические ассоциации. Почему именно “из Сан-Франциско”? Разве мало в Америке городов, где мог родиться и прожить свою жизнь господин пятидесяти восьми лет, отправившийся с семьей путешествовать по Европе, а до этого работавший “не покладая рук” (в этом определении у Бунина проскальзывает еле заметная ирония: что это был за “труд”, хорошо знали китайцы, “которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами”; другой автор написал бы не о работе, а об “эксплуатации”, но Бунин - тонкий стилист - предпочитает, чтобы читатель сам догадался о характере этого “труда”!): Не потому ли, что город назван так в честь известного христианского святого Франциска Ассизского, проповедовавшего крайнюю бедность, аскетизм, отказ от любой собственности? Не становится ли таким образом очевиднее по контрасту с его бедностью неуемное желание безымянного господина (следовательно, одного из многих) наслаждаться всем в жизни, причем наслаждаться агрессивно, упорно, в полной уверенности, что он имеет полное на это право? Как замечает писатель, господина из Сан-Франциско постоянно сопровождала “толпа тех, на обязанности которых лежало достойно принять” его. И “так было всюду…”. И господин из Сан-Франциско твердо убежден, что так должно было быть всегда.

Только уже в самой последней редакции, незадолго до смерти, Бунин снял многозначительный эпиграф, ранее всегда открывавший этот рассказ: “Горе тебе, Вавилон, город крепкий”. Снял, возможно, потому, что эти слова, взятые из Апокалипсиса, новозаветной книги, пророчащей о конце света, рассказывающей о городе порока и разврата Вавилоне, показались ему слишком откровенно выражающими его отношение к описанному. Но он оставил название парохода, на котором плывет американский богач с женой и дочерью в Европу, - “Атлантида”, как бы желая лишний раз напомнить читателям об обреченности существования, основным наполнением которого стала страсть к получению удовольствий. И по мере того как возникает подробное описание ежедневного распорядка дня путешествующих на этом корабле - “вставали рано, при трубных звуках, резко раздававшихся по коридорам еще в тот сумрачный час, когда так медленно и неприветливо светало над серо-зеленой водяной пустыней, тяжело волновавшейся в тумане; накинув фланелевые пижамы, пили кофе, шоколад, какао; затем садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку; до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубе, дыша холодной свежестью океана, или играть в шеффльборд и другие игры для нового возбуждения аппетита, а в одиннадцать - подкрепляться бутербродами с бульоном; подкрепившись, с удовольствием читали газету и спокойно ждали второго завтрака, еще более питательного и разнообразного, чем первый; следующие два часа посвящались отдыху; все палубы были заставлены тогда длинными камышовыми креслами, на которых путешественники лежали, укрывшись пледами, глядя на облачное небо и на пенистые бугры, мелькавшие за бортом, или сладко задремывая; в пятом часу их, освеженных и повеселевших, поили крепким душистым чаем с печеньями; в семь оповещали трубными сигналами о том, что составляло главнейшую цель этого существования, венец его…” - нарастает ощущение, что перед нами описание Валтасарова пира. Это ощущение тем более реально, что “венцом” каждого дня действительно являлся роскошный обед-пир, после которого начинались танцы, флирт и другие развлечения.

И возникает чувство, что, как и на пиру, устроенном, согласно библейскому преданию, последним вавилонским царем Валтасаром накануне взятия города Вавилона персами, на стене таинственной рукой будут начертаны непонятные слова, таящие скрытую угрозу: “МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН”. Тогда, в Вавилоне, их смог расшифровать только иудейский мудрец Даниил, который объяснил, что они содержат предсказание гибели города и раздел вавилонского царства между завоевателями. Так вскоре и случилось. У Бунина же это грозное предостережение присутствует в виде несмолкающего грохота океана, вздымающего свои громадные валы за бортом парохода, снежной вьюги, кружащейся над ним, мрака, охватывающего все пространство вокруг, воя сирены, которая поминутно “взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой”. Так же страшны и “живое чудовище” - исполинский вал в чреве парохода, и “адские топки” его преисподней, в раскаленном зеве которых клокочут неведомые силы, и потные грязные люди с отсветами багрового пламени на лицах. Но как пирующие в Вавилоне не видят этих грозных слов, так и обитатели судна не слышат этих одновременно стенающих и лязгающих звуков: их заглушают мелодии прекрасного оркестра и толстые стены кают. Как такое же тревожное предзнаменование, но обращенное уже не ко всем обитателям парохода, а к одному господину из Сан-Франциско, может быть воспринято “узнавание” им хозяина отеля на Капри: “точь-в-точь такого” элегантного молодого человека “с зеркально причесанной головою” видел он во сне прошедшей ночью.

Удивительно, что Бунин, который всегда славился тем, что не прибегал в отличие от Чехова к повторяющейся детали, в данном случае неоднократно использует прием повторения, нагнетания одних и тех же действий, ситуаций, деталей. Он не удовлетворяется тем, что подробно рассказал о распорядке дня на пароходе. С тем же тщанием писатель перечисляет все, что делают путешественники, прибыв в Неаполь. Это опять первый и второй завтраки, посещение музеев и старинных церквей, обязательный подъем на гору, пятичасовой чай в отеле, обильный обед вечером… Здесь так же все рассчитано и запрограммировано, как и в жизни господина из Сан-Франциско, который уже вперед на два года знает, где и что ему предстоит. На юге Италии он будет наслаждаться любовью молоденьких неаполитанок, в Ницце любоваться карнавалом, в Монте-Карло участвовать в автомобильных и парусных гонках и играть в рулетку, во Флоренции и Риме слушать церковные мессы, а потом посетит Афины, Палестину, Египет и даже Японию.

Однако нет в этих самих по себе очень интересных и привлекательных вещах подлинной радости для людей, пользующихся ими. Бунин подчеркивает механистичность их поведения. Они не наслаждаются, а “имели обычай начинать наслаждение жизнью” с того или другого занятия; у них, видимо, отсутствует аппетит, и его необходимо “возбуждать”; они не прогуливаются по палубе, а им “полагается бодро гулять”; они “должны” взгромождаться на маленьких серых осликов, осматривая окрестности; они не выбирают музеи, а им обязательно демонстрируют чье-нибудь “непременно знаменитое” “Снятие с креста”. Даже капитан корабля предстает не как живое существо, а как “огромный идол” в своем шитом золотом мундире. Так писатель делает своих знатных и богатых героев пленниками золотой клетки, в которую они сами себя заточили и в которой они беззаботно пребывают до поры до времени, не подозревая о грядущем…

Это будущее подстерегло среди них пока одного только господина из Сан-Франциско. И это будущее - была Смерть! Мелодия смерти подспудно начинает звучать с самых первых страниц произведения, постепенно становясь ведущим мотивом. Вначале смерть предельно эстетизирована, живописна: в Монте-Карло одним из любимых занятий богатых бездельников является “стрельба в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас стукаются белыми комочками о землю”. (Для Бунина вообще характерна эстетизация вещей обычно неприглядных, которые должны скорее пугать, чем привлекать наблюдателя, - ну кто, кроме него, мог написать о “чуть припудренных нежнейших розовых прыщиках возле губ и между лопаток” у дочери господина из Сан-Франциско, сравнить белки глаз негров с “облупленными крутыми яйцами” или назвать молодого человека в узком фраке с длинными фалдами “красавцем, похожим на огромную пиявку”!) Затем намек на смерть возникает в словесном портрете наследного принца одного из азиатских государств, милого и приятного в общем человека, усы которого, однако, “сквозили, как у мертвого”, а кожа на лице была “точно натянута”. И сирена на корабле захлебывается в “смертной тоске”, суля недоброе, и музеи холодны и “мертвенно-чисты”, и океан ходит “траурными от серебряной пены горами” и гудит, как “погребальная месса”.

Но еще более явственно дыхание смерти чувствуется в наружности главного героя, в портрете которого превалируют желто-черно-серебристые тона: желтоватое лицо, золотые пломбы в зубах, цвета слоновой кости череп. Кремовое шелковое белье, черные носки, брюки, смокинг довершают его облик. Да и сидит он в золотисто-жемчужном сиянии чертога обеденной залы. И кажется, что от него эти краски распространяются на природу и весь окружающий мир. Разве что добавлен еще тревожно-красный цвет. Понятно, что океан катит свои черные валы, что багровое пламя вырывается из топок корабля, естественно, что у итальянок черные волосы, что резиновые накидки извозчиков отдают чернотой, что толпа лакеев “черна”, а у музыкантов могут быть красные куртки. Но почему прекрасный остров Капри тоже на¬двигается “своей чернотой”, “просверленный красными огоньками”, почему даже “смирившиеся волны” переливаются, как “черное масло”, а по ним от зажегшихся фонарей на пристани текут “золотые удавы”?

Так Бунин создает у читателя представление о всесилии господина из Сан-Франциско, способном заглушить даже красоту природы! В поэме “Возмездие” Блок писал о “глухих” годах России, когда над нею злой гений Победоносцев “простер совиные крыла”, погрузив страну во мрак. Не так ли и господин из Сан-Франциско простирает крылья зла над всем миром? Ведь даже солнечный Неаполь не озаряется солнцем, пока там находится американец, и остров Капри кажется каким-то призраком, “точно его никогда и не существовало на свете”, когда богач приближается к нему…

Все это нужно Бунину, чтобы подготовить читателя к кульминационному моменту повествования - смерти героя, о которой тот не задумывается, мысль о которой вообще не проникает в его сознание. Да и какая может быть неожиданность в этом запрограммированном мире, где торжественное одевание к ужину совершается таким образом, будто человек готовится к “венцу” (т.е.

счастливой вершине своей жизни!), где существует бодрая подтянутость пусть и немолодого, но хорошо выбритого и еще очень элегантного человека, который так легко обгоняет запаздывающую к ужину старуху! Бунин припас только одну деталь, которая “выбивается” из ряда хорошо отрепетированных дел и движений: когда господин из Сан-Франциско одевается к ужину, не слушается его пальцев шейная запонка, никак не желает она застегиваться… Но он все-таки побеждает ее, больно кусающую “дряблую кожицу в углублении под кадыком”, побеждает “с сияющими от напряжения глазами”, “весь сизый от сдавившего ему горло… тугого воротничка”. И вдруг в эту минуту он произносит слова, которые никак не вяжутся с атмосферой всеобщего довольства, с восторгами, которые он приготовился получать. ” -О, это ужасно!- пробормотал он… и повторил с убеждением: - Это ужасно…” Что именно показалось ему ужасным в этом рассчитанном на удовольствия мире, господин из Сан-Франциско, не привыкший задумываться о неприятном, так и не попытался понять. Однако поразительно то, что до этого говоривший преимущественно по-английски или итальянски американец (русские реплики его весьма кратки и воспринимаются как “проходные”) - дважды повторяет это слово по-русски… Кстати, стоит вообще отметить его отрывистую, как бы лающую речь: он не произносит более двух-трех слов кряду.

“Ужасным” было первое прикосновение Смерти, так и не осознанной человеком, в душе которого “уже давным-давно не осталось… каких-либо мистических чувств”. Ведь, как пишет Бунин, напряженный ритм его жизни не оставлял “времени для чувств и размышлений”. Впрочем, некоторые чувства, вернее, ощущения все же у него были, правда простейшие, если не сказать низменные… Писатель неоднократно указывает, что оживлялся господин из Сан-Франциско только при упоминании об исполнительнице тарантеллы (его вопрос, заданный “ничего не выражающим голосом”, о ее партнере: не муж ли он - как раз и выдает скрываемое волнение), только воображая, как она, “смуглая, с наигранными глазами, похожая на мулатку, в цветистом наряде <…> пляшет”, только предвкушая “любовь молоденьких неаполитанок, пусть и не совсем бескорыстную”, только любуясь “живыми картинами” в притонах или так откровенно заглядываясь на знаменитую красавицу-блондинку, что его дочери стало неловко. Отчаяние же он чувствует лишь тогда, когда начинает подозревать, что жизнь вырывается из-под его контроля: он приехал в Италию наслаждаться, а здесь туман, дожди и ужасающая качка… Зато ему дано с наслаждением мечтать о ложке супа и пютке кипа.

И за это, а также и за всю прожитую жизнь, в которой были и самоуверенная деловитость, и жестокая эксплуатация других людей, и бесконечное накопление богатств, и убежденность, что все вокруг призваны “служить” ему, “предупреждать” его малейшие желания, “таскать” его вещи, за отсутствие какого-либо живого начала казнит его Бунин. И казнит жестоко, можно сказать, беспощадно.

Смерть господина из Сан-Франциско потрясает своей неприглядностью, отталкивающим физиологизмом. Теперь писатель в полной мере использует эстетическую категорию “безобразного”, чтобы в нашей памяти навсегда запечатлелась следующая отвратительная картина: “шея его напружилась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха - и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала <…>, голова завалилась на плечо и замоталась <…>, - и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то”. Но это был не конец: “…он еще бился. Он настойчиво боролся со смертью, ни за что не хотел поддаться ей, так неожиданно и грубо навалившейся на него. Он мотал головой, хрипел, как зарезанный, закатил глаза, как пьяный…” Хриплое клокотание продолжало раздаваться из его груди и позже, когда он уже лежал на дешевой железной кровати, под грубыми шерстяными одеялами, тускло освещенный единственной лампочкой. Бунин не жалеет отталкивающих подробностей, чтобы воссоздать картину жалкой, неприглядной смерти некогда могущественного человека, которого никакое богатство не может спасти от после¬довавшего после кончины унижения. И только когда исчезает конкретный господин из Сан-Франциско, а на его месте появляется “кто-то другой”, осененный величием смерти, писатель позволяет себе несколько деталей, подчеркивающих значимость свершившегося: “медленно <…> потекла бледность по лицу умершего, и черты его стали утончаться, светлеть”. А позже мертвому даруется и подлинное общение с природой, которого он был лишен, в чем, будучи живым, никогда не испытывал потребности. Мы хорошо помним, к чему стремился и на что “нацеливался” в своей жизни господин из Сан-Франциско. Теперь же, в холодной и пустой комнате, “звезды глядели на него с неба, сверчок с грустной беззаботностью запел на стене”.

Но кажется, что, живописуя дальнейшие унижения, которые сопровождали посмертное земное “бытие” господина из Сан-Франциско, Бунин даже вступает в противоречие с жизненной правдой. У читателя может возникнуть вопрос: почему, например, хозяин отеля считает те деньги, которые могли дать ему жена и дочь умершего постояльца в благодарность за перенесение тела в кровать роскошного номера, пустяком? Почему он теряет остатки уважения к ним и даже позволяет себе “осадить” мадам, когда она начинает требовать причитающееся ей по праву? Почему он так торопится “распрощаться” с телом, даже не давая возможности близким приобрести фоб? И вот уже по его распоряжению тело господина из Сан-Франциско помещают в длинный ящик из-под содовой английской воды, и его на рассвете, тайком, мчит вниз к пристани пьяненький извозчик, чтобы спешно погрузить на пароходик, который передаст свою ношу одному из портовых складов, после чего оно вновь окажется на “Атлантиде”. А там черный просмоленный гроб запрячут глубоко в трюм, в котором он и будет находиться до возвращения семьи домой.

Но такое положение дел действительно возможно в мире, где Смерть воспринимается как нечто постыдное, непристойное, “неприятное”, нарушающее чинный порядок, способное испортить настроение, выбить из колеи. Писатель не случайно выбирает глагол, который в нормальном восприятии не может согласовываться со словом смерть: “натворил”. “Не будь в читальне немца <…> - ни единая душа из гостей не узнала бы, что натворил он”, господин из Сан-Франциско. Следовательно, смерть в восприятии этих людей - нечто такое, что следует “замять”, скрыть, иначе не избежать “обиженных лиц”, претензий и “испорченного вечера”. Именно потому так спешит хозяин отеля избавиться от умершего, что в мире, к которому принадлежит господин из Сан-Франциско, искажены представления о должном и недолжном, о приличном и неприличном (неприлично умирать вот так, не вовремя, но прилично приглашать изящную пару “играть в любовь за хорошие деньги”, услаждая взоры пресыщенных бездельников; можно упрятать тело в ящик из-под бутылок, но нельзя, чтобы гости нарушили свой моцион). Писатель настойчиво акцентирует то обстоятельство, что, не будь нежелательного свидетеля, вышколенные слуги “мгновенно, задними ходами, умчали бы за ноги и голову господина из Сан-Франциско куда подальше” и все пошло бы по заведенному порядку. А теперь хозяину приходится извиняться перед гостями за причиненные неудобства: он вынужден был отменить тарантеллу, потушить электричество. Он даже дает чудовищные с человеческой точки зрения обещания, говоря, что примет “все зависящие от него меры к устранению неприятности”. (Здесь мы можем еще раз убедиться в тончайшей иронии Бунина, которому удается передать жуткое самомнение современного человека, убежденного в том, что он может что-то противопоставить неумолимой смерти, что в его силах “исправить” неизбежное.)

Писатель “наградил” своего героя такой безобразной, непросветленной смертью, чтобы еще раз подчеркнуть ужас той неправедной жизни, которая только и могла завершиться подобным образом. И действительно, после смерти господина из Сан-Франциско мир почувствовал облегчение. Произошло чудо. Уже на следующий день “озолотилось” утреннее голубое небо, “на острове снова водворились мир и покой”, на улицы высыпал простой люд, а городской рынок украсил своим присутствием красавец Лоренцо, который служит моделью многим живописцам и как бы символизирует собою прекрасную Италию. Все в нем разительно контрастирует с господином из Сан-Франциско, хотя он тоже, как и тот, старик! И его спокойствие (он может стоять на рынке с утра до вечера), и его бессребреничество (“он принес и уже продал за бесценок двух пойманных ночью омаров”), и то, что он “беззаботный гуляка” (его безделье приобретает нравственную ценность по сравнению с суетливой готовностью американца получать удовольствия). У него “царственные повадки”, в то время как медлительность господина из Сан-Франциско кажется заторможенностью, и ему не надо специально одеваться и прихорашиваться - его лохмотья живописны, а красный шерстяной берет как всегда лихо спущен на ухо.

Но в еще большей степени подтверждает опустившуюся на мир благодать мирное шествие с горных высот двух абруццких горцев. Бунин специально замедляет темп повествования, чтобы читатель мог вместе с ними открыть панораму Италии и насладиться ею - “целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело, поднимаясь все выше и выше, и туманно-лазурные, еще по-утреннему зыбкие массивы Италии, ее близких и далеких гор <…>”. Важна и остановка в пути, которую делают эти люди: перед озаренной солнцем, в венце, золотисто-ржавом от непогоды, белоснежной статуей Мадонны. Ей, “непорочной заступнице всех страждущих”, возносят они “смиренно-радостные хвалы”. Но и солнцу. И утру. Бунин делает этих персонажей полухристианами-полуязычниками, детьми природы, чистыми и наивными… И эта остановка, превращающая обычный спуск с горы в длительное путешествие, делает его и осмысленным (опять-таки в отличие от бессмысленного накопления впечатлений, которым должно было увенчаться путешествие господина из Сан-Франциско).

Бунин открыто воплощает свой эстетический идеал в простых людях. Уже до этого апофеоза естественной, целомудренной, религиозной жизни, который возникает незадолго до финала рассказа, проглядывало его восхищение естественностью и незамутненностью их существования. Во-первых, почти все они удостоились чести быть поименованными. В отличие от безымянного “господина”, его жены, “миссис”, его дочери, “мисс”, а также бесстрастного хозяина отеля на Капри и капитана корабля - у слуг, танцовщиков есть имена! Кармелла и Джузеппе великолепно танцуют тарантеллу, Луиджи хлестко передразнивает английскую речь умершего, а старик Лоренцо позволяет любоваться собою заезжим иностранцам. Но важно также и то, что смерть уравняла чванного господина из Сан-Франциско с простыми смертными: в трюме корабля он находится рядом с адскими машинами, обслуживаемыми “облитыми едким, грязным потом” голыми людьми!

Но Бунин не столь однозначен, чтобы ограничиться прямым противопоставлением ужасов капиталистической цивилизации естественной скромности незатейливой жизни. Кажется, что со смертью господина из Сан-Франциско исчезло социальное зло, но осталось зло космическое, неистребимое, то, существование которого потому вечно, что за ним зорко следит Дьявол. Бунин, обычно не склонный прибегать к символам и аллегориям (исключение составляют его рассказы, созданные на рубеже XIX и XX вв., - “Перевал”, “Туман”, “Велга”, “Надежда”, где возникали романтические символы веры в будущее, преодоления, упорства и т.п.), здесь взгромоздил на скалы Гибралтара самого Дьявола, не спускающего глаз с уходящего в ночь корабля, и как бы мимоходом вспомнил о жившем на Капри две тысячи лет тому назад человеке, “несказанно мерзком в удовлетворении своей похоти и почему-то имевшем власть над миллионами людей, наделавшем над ними жестокостей сверх всякой меры”.

По Бунину, социальное зло может быть временно устранено - кто был “всем”, стал “ничем”, то, что было “наверху”, оказалось “внизу”, но космическое зло, воплощаемое в силах природы, исторических реалиях, неустранимо. И залогом этого зла служат мрак, необозримый океан, бешеная вьюга; сквозь них тяжело проходит стойкий и величавый корабль, на котором по-прежнему сохраняется социальная иерархия: внизу жерла адских топок и прикованные к ним рабы, вверху - нарядные пышные залы, бесконечно длящийся бал, многоязычная толпа, блаженство томных мелодий…

Но Бунин не рисует этот мир социально двумерным, для него в нем существуют не только эксплуататоры и эксплуатируемые. Писатель создает не социально-обличительное произведение, а философскую притчу, и поэтому он вносит в традиционную иерархию маленькую поправку. Выше всех, над роскошными каютами и залами, обитает “грузный водитель корабля”, капитан, он “восседает” надо всем кораблем в “уютных и слабо освещенных покоях”. И он единственный, кто доподлинно знает о происходящем, - о нанятой за деньги паре влюбленных, о мрачном грузе, который находится на дне корабля. Он единственный, кто слышит “тяжкие завывания сирены, удушаемой бурей” (для всех остальных она, как мы помним, не слышна за звуками оркестра), и его это тревожит. Но он успокаивает себя, возлагая надежды на технику, на достижения цивилизации так же, как верят в него плывущие на пароходе люди, убежденные в том, что он имеет “власть” над океаном. Ведь корабль “громаден”, “стоек, тверд, величав и страшен”, он построен Новым Человеком (примечательны эти заглавные буквы, используемые Буниным для обозначения и человека и Дьявола!), а за стеною капитанской каюты находится радиорубка, где телеграфист принимает любые сигналы из любых частей света. Дабы подтвердить “всесилие” “бледнолицего телеграфиста”, Бунин создает подобие нимба вокруг его головы: металлический полуобруч. А чтобы дополнить впечатление - наполняет комнату “таинственным гулом, трепетом и сухим треском синих огней, разрывавшихся вокруг…”. Но перед нами лжесвятой, так же как капитан - никакой не командир, не водитель, не бог, а всего-навсего “языческий идол”, которому привыкли поклоняться. И их всесилие ложно, как лжива вся цивилизация, прикрывающая собственную слабость внешними атрибутами бесстрашия и силы, настойчиво отгоняющая от себя мысли о конце. Оно так же ложно, как весь этот мишурный блеск роскоши и богатства, которые не способны спасти человека ни от смерти, ни от мрачных глубин океана, ни от вселенской тоски, симптомом которой можно считать то, что и

великолепно демонстрирующей безграничное счастье очаровательной паре “давно наскучило <…> притворно мучиться своей блаженной мукой”. Грозный зев преисподней, где клокочут “страшные в своей сосредоточенности силы”, открыт и поджидает своих жертв. Какие силы имел в виду Бунин? Возможно, это и гнев порабощенных - не случайно Бунин акцентировал презрение, с каким господин из Сан-Франциско воспринимает подлинных людей Италии: “жадные, воняющие чесноком людишки”, живущие в “жалких, насквозь проплесневелых каменных домишках, налепленных друг на друга у самой воды, возле лодок, возле каких-то тряпок, жестянок и коричневых сетей”. Но, несомненно, это и готовая выйти из подчинения техника, только создающая иллюзию безопасности. Недаром капитан вынужден себя успокаивать близостью каюты телеграфиста, которая на самом деле только выглядит “как бы бронированной”.

Может быть, единственным (помимо целомудрия естественного мира природы и людей, близких к ней), что может противостоять гордыне Нового Человека со старым сердцем, является молодость. Ведь единственным живым человеком среди марионеток, населяющих корабли, отели, курорты, является дочь господина из Сан-Франциско. И пусть она тоже не имеет имени, но по совсем другой причине, чем ее отец. В этой девушке для Бунина слилось все то, что отличает молодость от пресыщенности и утомленности, приносимых прожитыми годами. Она вся в предощущении любви, в преддверии тех счастливых встреч, когда неважно, хорош или дурен собой твой избранник, важно, что он стоит рядом с тобой и ты “слушаешь его и от волнения не понимаешь, что он <…> говорит”, млея от “неизъяснимого очарования”, но при этом упорно “делаешь вид, что пристально смотришь вдаль”. (Бунин явно демонстрирует снисходительность по отношению к такому поведению: будто бы “не важно, что именно пробуждает девичью душу, - деньги ли, слава ли, знатность ли рода”, - для писателя важно, что она способна пробудиться.) Девушка едва не падает в обморок, когда ей кажется, что она увидела понравившегося ей наследного принца одного азиатского государства, хотя доподлинно известно, что он не может находиться в этом месте. Она способна смутиться, перехватывая нескромные взгляды, какими ее отец провожает красавиц. И невинная откровенность ее одежды явно контрастирует с лишь молодящим ее отца облачением и с богатым нарядом ее матери. Только у нее тоска сжимает сердце, и ее посещает “чувство страшного одиночества”, когда отец признается ей, что во сне ему привиделся человек, похожий на хозяина гостиницы. И только она горько рыдает, понимая, что отец мертв (у ее матери слезы моментально высыхают, как только она получает отпор со стороны хозяина отеля).

Иван Алексеевич Бунин, признанный мастер короткого рассказа, выдумал главного героя своего знаменитого и гениального рассказа «Господин из Сан-Франциско» в имении своей двоюродной сестры, которое находилось в Елецком уезде Орловской губернии.

Бунина называли продолжателем остроумного чеховского реализма еще в самом начале его творчества, и самобытность его произведений оправдана тем, что характерный Чехову реализм его последователь украшает своим лирическим, искусным слогом и насыщенным деталями повествованием. Ему присуще желание как можно более реально и полноценно раскрыть трагизм и фатальность человеческого существования, реализовать свой интерес к простой, обывательской жизни, и тем самым подчеркнуть, что смысл такой жизни ничем не отличается от жизни интеллигенции и высших слоев общества.

Образ господина из Сан-Франциско

Значительным символизмом можно назвать то, что Бунин даже не называет имени главного героя, в рассказе постоянно звучит «господин из Сан-Франциско», и это объясняется тем, что никто его так и не запомнил. Он – капиталист, американский миллионер, потративший все своей существование на то, чтобы получать все больше и больше прибыли. Он отправляется в поездку с полной уверенностью того, что там он получит массу удовольствия и большое количество развлечений за те деньги, которые у него есть.

Главный герой является пассажиром крупного корабля «Атлантида», океан в данном случае показывается как символ жизни, переменчивой и текучей, и в рассказе указывается на то, что «он был страшен, но о нем не думали». Сам корабль олицетворяет собой островок шикарной жизни, со всеми удобствами и роскошью, на котором постоянно слышалась сирена, но ее заглушали звуки мелодичной музыки. Сирена и музыка – тоже умело используемый писателем символизм, в данном случае сирена – это мировой хаос, а музыка – это гармония и мир.

Замысел и смысл рассказа

Основной замысел рассказа раскрывается тогда, когда господин из Сан-Франциско вместе со своей семьей сходит с корабля в Неаполе и отправляется на Капри, и именно там становится понятным глубокая и философская задумка Бунина. В гостинице на Капри, перед выходом на ужин, за которым он должен был провести шикарный вечер в компании красавицы, он внезапно умирает. И самое парадоксальное, что богатого и влиятельного господина из Сан-Франциско помещают в самом отвратительном номере после смерти, а его тело отправляют обратно на пароход в изношенном ящике из-под содовой, не сообщая этого другим богатым постояльцам гостиницы.

В своем тонком и одновременно остроумном и трагическом рассказе «Господин из Сан-Франциско» И.А. Бунин использует символическую контрастность в описании представителей буржуазных классов и обычных людей. Образы простых трудящихся живые и настоящие, и тем самым, писатель подчеркивает, что внешнее благополучие верхних и богатых слоев общества ничего не значит в океане нашей жизни, что их богатство и роскошь не являются защитой от течения настоящей, реальной жизни, что такие люди изначально обречены на нравственную низость и мертвую жизнь.